НОВОРОССИЯ ГРОЗ: ФЭНТЕЗИЙНО-ПАРТИЗАНСКОЕ МНОГОБОЖИЕ У ПОДНОЖИЯ ПРАВОСЛАВНОГО ХРАМА

Помимо структуры поэмы Елены Заславской «Новороссия гроз. Новороссия грёз», хочется расшифровать ее основную, на мой взгляд, идею. Здесь она напрямую перекликается с другой поэмой Елены – «Nemo», которую мы осмысливали ранее в рецензии «Запретная любовь, запретная борьба, запретный город». По сути, это одна и та же история о невозможности любви между представителями двух разных миров. Это один и тот же экшн, только с разных точек зрения, в разных мерностях. В «Немо» основной уровень поэмы – мифический. Ведь ни для кого не секрет, что миф, в котором с рождения и до смерти обитает всякий русский человек – это сказка: про мышку-норушку, колобка, избушку, курочку и деревенского смекалистого дурачка. Это более древние, чем все религии вместе взятые, космогонические истории.
В поэме Русалка любит Немо, ее избранник – безымянный Никто. Этот Noname – пришелец извне мифа, герой другого романа, чужак. Луганск – некий затонувший город, и это тоже древний миф многих народов: клочок земли, который будет поднят из пучин хаоса, с самого дна, то ли волшебным вепрем, то ли царем дэвов.
В «Новороссии» же магический, языческий мир пурпурного народного фольклора, вперемешку со скандинавским пантеоном и Голливудом, становится контрастным бэкграундом православного мира, старчества и животворящих икон. Словом, все это буколическое фэнтезийно-партизанское многобожие теперь выглядит как зеленая поросль у величественного храма. Луганск предстает границей света, последним оплотом, в буквальном смысле, за которым в бездну срываются люди и сказочные персонажи, прямиком в заворот и пограничье жизни.
Возлюбленный главной героини – это Человек-Терминатор, в том смысле, что он не до конца, но лишь наполовину принадлежит войне: ровно в той же степени, в которой его избранница уже не принадлежит мирному быту. Они словно эквилибристы балансируют на границе двух разных Вселенных, умудряясь поддерживать связь через «мобилку», трофей из мира мертвых – тот же телефон-ракушка из «Nemo», где спираль есть символ воскрешения.
Любовь вопреки всем законам удерживает их вместе, являясь единственной в этой кровавом вихре реальностью, которая заставляет просыпаться по утрам, куда-то идти, жить в условиях, в которых и выжить-то мало шансов. Парадоксально, что посреди фарша, в который превращают город, как никогда хочется любить, быть любимым и шептаться об этой любви с Ангелами. Вокруг разрываются снаряды, и тебе даже стыдно за свое личное чудо, ведь не может быть хорошо, когда вокруг XXL чистилище.
Как и в сказочной поэме, в «Новороссии» лингво-технологии, квази-словарики и прочий новояз выступают паразитирующими на мире программками дегуманизации. В «Nemo» технологии извне, типа дронов и роботов, расколдовывают сказочный мир, тем самым разрушая его, лишая сил. В «Новороссии» очевидно, как новояз разрушает структуру привычного бытия, накликивая и приближая приход последних времен и прочих «коней Апокалипсиса». Апокалипсис, как мы знаем, это Откровение. Так вот, «Новороссия» Заславской – это также откровение. Очевидный план – это личная история, история любви и отношений, история самопожертвования и обмана. Неочевидный – описание того, как уходит благодать из мира, прямо на глазах, сквозь пальцы утекает как вода, манифестируя невозможность войти в одну реку дважды. Это печальное необратимое предрекалось многими святыми, но в деталях показано лишь в немногих текстах, которые мы называем откровениями.
Елена Заславская не просто рисует эту картину Апокалипсиса с точностью, которая достигается синтезом иконографии и батального жанра, она еще и наносит интерактивную карту, которая как стерео (переливающийся) календарик, содержит локации до- и после- войны. Под одним углом там люди живы и занимаются привычными делами в привычных местах, поверни еще на несколько градусов, и многих из них уже нет, вместо них – вспышка, вместо мест – воронка, Лавкрафтовские терриконы безумия.
Это не только о человеческой любви главных героев – она является лишь отблеском, как это ни странно прозвучит, отсветом божественной любви, суть которой раскрыта через личность старца Филиппа Луганского и его заветы.
Возлюбленные в поэме принадлежат разным слоям. В какой-то момент как ни крути эту волшебную табличку, они уже не выпадают в отдельный слой вместе. Даже в случае смерти они окажутся разделены, ведь павших героев забирают в Валльгаллу, или в Индралоку пить с богами амброзию… Чтобы предпринять попытку спасения и воссоединения, героиня выходит далеко за пределы этой карты, она перемещается в реальность голландских живописцев. Словно путешествие Русалочки, точнее, разведка, в мир людей за своей любовью. Но, увы, тюльпановый рай – это наркотический туман, который уводит еще дальше, на самые задворки надежды. Артефакт, который мог бы спасти жизнь ее суженному, коварно подменяют, как Кикимора подменяет дитя в люльке на жабу, как Отец Лжи подменяет правду на обман, а вор – икону на свои каракули. Подлость оборачивается против ее содеявшего. Весь этот долгий путь героиня проходит, чтобы понять, что единственное реальное оружие на этой войне – любовь. Именно ею, как выстрелом, в своей личной битве она поражает Смерть и то, что ее несет.
…Собственно, Русалка – это тоже обитательница древнего мифа, ведь русалия происходит от «розалии», названия праздника памятования предков, в ходе которого плелись венки из этих цветов. Каждая русалка – как роза в венке:
«Храни же нас, Дева Пречистая,
Ибо обречены,
Маргиналы и экстремисты,
Джедаи вымышленной страны.
Выстраданной Новороссии,
Новороссии гроз и грёз!
Ведёт нас жемчужной поступью
Сын твой в венке из роз».

Ольга Бодрухина

Оставьте отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *