Танго, танго-кокаин

Минус семнадцать, и ей семнадцать
И год семнадцатый на дворе,
Ей греет пальцы учитель танцев,
Бывший учитель, — наган в кобуре…
Он ей принес подарок в шкатулке,
Белее снега и слаще сна,
И сердца плачущая сосулька
Его рукою защищена,
И остается совсем немножко
Времени прежде чем
Она уйдет навсегда. На дорожку,
Как полагается, с ним присев.

В пути

Сколько было пройдено блок-постов
В этой войне между смертью и красотой,
Между мною, идущей, и тобой, говорящим: «Стой»,

Сколько было найдено крепких строк,
Что насквозь пробивают висок,
И забываешь, кем был твой бог

И где он есть?
Скрылся или воскрес?
Шел рядом, да вышел весь!

Может это только инстинкт — идти,
Не зная куда, говоря: «Прости»,
Как молитву читая стих,

Зная, — жизнь бессмысленно коротка
И все что есть — красота цветка,
Встреченного на пути.

На пороге Зазеркалья. Хроника одной смерти

1
Венеция! Венеция!
Что находишь в своём отражении?
Долгие месяцы
До головокружения,
До потери надежды,
Всматриваясь в лицо своей гибели,
Медленной и неизбежной?

Вы видели? Видели?
Её лестницы и дворцы,
Сны, поцелуи… Холод и мгла.

Велика цена за венецианские
Зеркала.

2
Зеркала, зеркала —
Бесконечность из стекла!
Как мы её любили!
Жизнь без неё померкла.

И тут хлынул ливень.
Земля и небо слились в одно целое.
Вот оно ЗЕРКАЛО.
Мы внутри. Мы – отражение.
“А РОЗА УПАЛА НА ЛАПУ АЗОРА”
Это и есть смерть? А, может, рождение?
Скажи, умирающий город.

3
— Всё потонет, всё потонет
В бесконечном зазеркалье…
Опусти свои ладони,
Ощути моё дыханье,
Намочи слегка ресницы
Мягкой темною водою.
Это снится, это снится,
Это было не с тобою,
Это было с кем-то старым,
Это было с кем-то юным.
Непорочными устами
Прикоснись к зовущим струям.
Ты увидишь мою душу
В этом омуте бездонном.
Прикоснись к моим ракушкам,
Я услышу твои стоны,
Пусть останутся порезы,
Тонко-алые полоски,
Умирающих поэзий
Неземные отголоски.
Эхо, эхо, эхо, эхо…
На воде круги от вёсел…
Колокольчиками смеха,
И лучами прошлых вёсен,
Дымом чистым и прозрачным,
Тенью быстрою на плитах,
Голубой волной – заплачет
Мой последний лёгкий выдох,
И не будет пусть возврата
К моим линиям привычным, —
Это горькая расплата
За мое косноязычье.
Я – твой город вкуса смерти,
Я – твой город цвета смерти.
Ветер, ветер, ветер, ветер.
Не от ветра ль твои слёзы?
Вдруг от ветра – вот потеха!
На воде круги от вёсел.
Под водою эхо, эхо…

4
Мы оказались свидетелями —
Это был суицид.
Причастные к тайне смерти
подтвердили: ни виселицы,
Ни пистолета,
Только вода,
Красиво, бесследно,
Самое страшное – навсегда.

Под воду, под воду, под воду,
В прозрачный холодный гроб,
В поисках нового повода
Для поцелуя в лоб,
Для поцелуя прощального,
Для лёгкого взмаха руки.
Тем, кто давал обещания
Расставанья легки.

Распростимся в молчании
Вечный город с тобой.

Наши души, как чайки,
Понеслись над водой.

Шахматный марш

Раз. Два. Три.
Раз. Два. Три
Раз. Два. Три.
Раз…
Король танцует прощальный вальс.
Кружит с неопытной девочкой,
C солдаткою, юною пешечкой.

Здесь, у последней черты
со смертью король на ты:

–Ты будешь моей королевой,
а я твоим – белым рабом.
Корона – железный лом,
погибель для армии целой.
Ты будешь моей королевой?
– Я буду жестоким ферзем!

Вилка
упала
из рук генерала.
Пол в опилках,
чтоб кровь впиталась.

Вилка! Вилка! Вилка!
На шее трепещет жилка.
Это агония!
Страшно и больно!
Кони хрипят – умирают кони.
Тонет ладья, словно камень тонет.

Шаг за шагом:
Шах! Шах! Шах!
Острой шпагой изорван флаг.

Король покорно
склонился ниже,
ботинок черный
он пешке лижет.

Король повержен
и спрятан в ящик.

– Так врежем маршем
по вальсу падших!

Цветы и смерть. НАРЦИССЫ

Отраженья луны бледнолицей,
словно клипсы
в ушах китаянки.
Апельсин
на ладони.
Нарциссы
в надтреснутой банке.

Ночь агоний.
Мне снится
тигрица.
Капли сладкой росы
на ресницах.
Бьют часы
и скрипят половицы.

В томном танце я,
стоны рассыпав,
подражаю вибрациям
камертона
ногами босыми.

Две осы
на косынке
бутона –
это смотрят нарциссы
глазами косыми
на меня обреченно.

Цветы и смерть. ОРХИДЕИ

Спят орхидеи
в своих мавзолеях.
Спят в контейнерах
целлофановых,
прикрывшись веером
от профанов.

Тонкие шеи
в подставки вдеты.
Спят орхидеи.
Вздыхают поэты.

Спят орхидеи.
Ценители платят.
Спят орхидеи,
взглядом измяты.

Спят орхидеи,
как нежные феи.
Ну же, купите! Купите скорее!
Это экзотика!
Это эротика!
Воздух глотает изорванным ротиком
бледный цветок из прозрачного куба.
Просят глоток ненасытные губы.

Спят орхидеи,
и через грани я
вижу феерию
умирания.

Цветы и смерть. КАЛЛА

На
кана-
лизационном люке
Калла.
Упала.
Сломала руки.
Кровь алая,
желтая,
зеленая
от бликов
светофора.
Гляжу, завороженная
несчастным ликом,
а город
на рассвете,
о, фатум,
вдыхает ветер
смерти —
Аппассионату.

Из граммофона
Каллы льются звуки
чуть слышным стоном –
слабеет голос.

На грязном люке
белеет конус
крахмальной юбки.