Мишаня Коптев — самый модный клоун Луганска

Недавно прочитала интервью Миши Коптева какому-то  киевскому изданию. Он теперь  живет и творит на Украине. И решила, пусть небольшая зарисовка о Мише хранится в архиве моего сайта. Написана была статья для Вечернего Луганска, 12 лет назад.  

Поэт Вячеслав Ходасевич будучи в Париже в 1925 году написал стихотворение «Звезды». Как ни странно, именно этот стих вспомнился мне, когда я, будучи еще студенткой, посетила эротическое шоу моды Михаила Коптева «Орхидея». Как и значилось на афише, увиденное повергло меня в шок. И сам Мишаня, демонстрировавший задницу и копировавший больного ДЦП, и его модели-лесбиянки, и плотоядная атмосфера, царившая на показе вызвали эстетический протест. Но это было давно и не правда.
В это воскресенье, спустя почти 10 лет, я решила еще раз посетить Цирк провокационной моды Михаила Котева. И испытала гамму совершенно иных эмоций.
Читать полностью

Люби друзи! Умерла, так умерла!

55Благодаря бывшему коллеге  Александру Белокобыльскому, который нашел мою фотографию десятилетней давности, совершила увлекательное путешествие по волнам моей памяти, благо архивы еще сохранились!
Итак, помчались:

doc5013469_437802314Август 2006 г. День Независимости.
Я все еще верю в «Схид и Захид разом»! Через год я стану редактором единственной в Луганске газеты, выходящей на украинском языке «Новий погляд», а сын поступит в украиноязычный класс.

doc5013469_437802308Но что это? Тот же год, но сентябрь месяц. Фестиваль ЦЕХ в Харькове : красные звезды на кокардах и футболки с Троцким.

 

doc5013469_437802312А это? Кумачи на акции у памятника Дзержинскому! Памятник Феликсу стоит в  Луганске и сейчас, к тому же не один!

Тогда у памятника мы провели акцию эстетического протеста  под лозунгом «Железный Феликс тоже человек», протестуя против публикации любовной переписки революционера.

doc5013469_437802310

 

doc5013469_437802309А это фото еще прекраснее! На фоне Черного Ленина! Страшно вспомнить! Но это уже август 2007-го презентация нашего сборника «Переворот» и сразу на следующий день старт авто-пробега на малую родину Махно в Гуляй поле.

Моя Украина, была такой, где все это было возможно! Где можно было говорить, писать и выступать на русском языке, где можно было надевать красные звезды, и читать стихи у памятника Ленину и Дзержинскому. Это была Украина, в которой мой сын учился любить свою землю и гордиться ею, а не оправдываться, что мы не быдло, не жлобы, не лугандоны! Это была Украина, которая не убивала, не жгла, не бомбила.

А что касается фотографии, которую нашел Саша, то  смотрю я на нее и думаю, какой же я была наивной! Можно было брать и вести куда угодно, в свои инфоокопы, вперед  за свою убогую идею. Так и этого ж  не смогли! Настолько были тупы, наглы,  беспринципны!

Так что, как говорится,  умерла, так умерла,  а вы затягивайте свое «ще не вмерла»!

 

 

 

Бродский forever

Здравствуй, мой Бродский!
Давай поебемся по-скотски.
Ты далеко, а я здесь в глуши Камбродской,

Это не ссылка, но все-таки захолустье.
Помню глаза твои, полные страсти и грусти.
Ты заходи, и, быть может, печаль отпустит.

Кто я? Да я же твоя Трагедия,
Сестра твоя или Сестра Милосердия,
А может быть просто Ведьма я,

А значит, душа моя продана,
Проклята, Поэзией изуродована.
Я бы к тебе и сама, я не гордая,

Да, только не знаю я адреса:
Рай? пустота? — кто признается…
Параллельные линии хоть где-то пересекаются?

Я постелю нам постель, или на пол брось меня,
Я не хочу на бумагу, хочу на простыни,
А, все одно, — в горизонтальной плоскости.

Стань моей осью, Иосиф!
Начнись ниже пояса
И завершись, где космос!

Бесстыдница

Бесстыдница снится,
С глазами, как солнца,
С сосками, в которые хочется впиться
Зубами. До крика, до тихого стона.

Спешу оголиться
В желаньи нескромном,
Пусть выпорхнет птица
Экстаза из лона.

Большая перемена

Она меня рукою обвила,
И тихо прошептала: «Ты развратна».
Разгорячившись от ее тепла,
Я до нее дотронулась под партой.

А после, затерявшись среди шуб,
В волненьи сильном, как перед контрольной,
Она моих слегка коснулась губ,
И мы разделись в раздевалке школьной.

Она шептала: «Ну, иди ко мне»,
И ученицей я была примерной.
Из всех со мною бывших перемен
Мне помнится Большая перемена.

На войне — как на войне

Битва стара. Поражение впереди.
Вера Павлова

Со времен сотворенья мира
В этой войне не берут пленных.
Ты сделаешь во мне дырку
Штыком, а вернее членом,
Я даже не вскрикну.

Как флаг приспускаю платье,
И если ты победил,
Ног триумфальная арка
Раскинута — заходи.

Разница между блядью
И матерью героиней,
Если они на кровати,
Не велика поныне.

Напомнят старые шрамы —
Так было еще с моей мамой
В извечном бою без правил.
Стерплю эти новые раны
Спокойно, упрямо.

И будут смотреть солдатки
С круглыми животами
Из пораженческих армий,
Как я проиграю.

Блеснет на моем безымянном
Колечко гранаты.

Флейтистка

Игра на флейте – дивная игра,
И губы в ней участвуют и пальцы,
Едва вступает музыка в права,
И тело изгибается, как в танце.
И не понять, где пролегает грань
Слиянья губ с ожившим инструментом.
Живая флейта. Полая гортань.
Изыскана манера менуэта.
И кажется, что отлетит душа,
И каждый миг из наслажденья соткан.
Знай, только та флейтистка хороша,
Которая играет не по нотам.

Век Носферату

1.
Страшнее чем нож в бок,
Когда на тебе Он взмок,
А для тебя – лишь долг.

И больше нет сил терпеть,
А Он рычит, как медведь,
И кажется, лучше б смерть.

И впору бы вслух завыть,
Как на болоте выпь:
Где Бог, что нас всех простит?

Но Бог спит.

2.
Ласточка залетела в мое окно,
В четверг, в 5 утра, сквозь сон
Я слышала лопотание крыл:
Фр.Фр.

Форточка моя высоко,
Створки открыть нелегко,
Они заклеены скотчем.

Словно Дюймовочка,
Я чувствовала кожей
Ласточкину беспомощность
И обреченность.

3.
Сам Он огромный,
И хуй, как молоток отбойный,
Он меня по-стахановски:
Свыше нормы,
Будто тело мое – порода.

Я люблю оперу,
А Он обожает порно.

4.
Знаешь, как я была сделана?
На одеяле марселевом,
Мамино тело пело все,
Отец наполнял его семенем.

Под музыку Генделя.
И виделось небо им.

5.
Он чокнутый,
Татуировано плечо,
Обведенные черным, очи, —
Бездонны.

Он вечно голоден,
Как будто
Не женской грудью,
А соском
Большого террикона
Вскормлен.

6.
Лети, моя птаха,
Отдайся свободе,
Лети, моя птаха,
Я остаюсь в Краснодоне,
Мой нежно любимый давно
Похоронен в Болонье,
В эпоху барокко,
А здесь все пропахло совком
И потрахано молью.
И все же Европа.
А значит свободной
Быть модно.

Лети, моя птаха.

7.
Каждый день он опускается в шурф.
Там уже не живут.
Не размыкая губ,
Натягивает респиратор.
Он под землею, как труп.

Нет. Носферату.

8.
Мой Фаринелли,
Я от тебя беременна.
Не от тебя, верно,
Ты же не человек,
От голоса твоего запредельного,
Влетевшего птахой сверху
Ко мне, в 5 утра, в четверг.

9.
Отмылся от черного золота
Обжигающей водкой,
Заел моей плотью,
Запил моей кровью…

А после с азартом забойным:
-Будет сын? Значит, будет шахтером.

10.
Так уже не поют.
Божественное сопрано.
Напрасно старался Глюк, —
Кончился век кастратов.

Длится век Носферату.

Эпилог
Покоившийся с миром
Глубоко,
Мой Фаринелли – Карло Броски
Был эксгумирован
И взят под микроскоп.

Разъять хотели дивный микрокосм,
Чтобы понять Его небесный голос.