Елена Заславская
В интервью, данном мне в прошлом году для журнала «Эксперт», поэтесса Елена Заславская из Луганска сравнила свой город с «донбасским Петербургом», а Донецк, соответственно – с Москвой.
Еду в Луганск на премьеру литературно-музыкального спектакля «Новороссия», поставленного по поэме Заславской – петербургским режиссером, актрисой БДТ Александрой Куликовой, — и не могу не вспомнить эту аналогию. Тем более что когда мы выходим на минутку на заправке где-то в степях Луганщины, меня моментально охватывает пронизывающий ледяной ветер – всего-то полторы сотни километров от Донецка, а климат уже другой: без шапки зуб на зуб не попадает.
Две «северных столицы» — северная столица России и северная столица Донбасса – таким образом, сошлись в едином творческом высказывании.
Александра Куликова на сцене
«Поэтический нойз»
Поэма «Новороссия гроз. Новороссия грез» складывалась у Заславской постепенно – при этом изначальный замысел уже был связан с желанием когда-нибудь увидеть эти тексты в сценическом исполнении. «Поначалу я хотела написать либретто», — признается она в разговоре. Начало поэмы относится к ноябрю 2014 года, когда осажденный Луганск обезлюдел и судьба его дальнейшая была совершенно непонятна.
«Последний часовой стоит на страже родного града. И над ним проносится чёрная конница – чёртовы дети ада! Он падает наземь, успев понять, что позади пустота – Фата Моргана – нет ни Святограда, ни Новороссии, а только дикое голое поле истории. Он умирает с вопросом: «Кому нужна была эта жертва, Господи?»
Так начинается поэма.
Опыт жительницы осажденного города соединяется с опытом близких Елены – отца, ушедшего в ополчение, любимых друзей – как луганчан, так и российских добровольцев. Стержень поэмы – любовь женщины, которая ждет с войны мужчин – но и сама постепенно вовлекается в войну. Тело поэмы – свободно ритмизированный и зарифмованный текст, который Елена называет «поэтическим нойзом». Я бы, впрочем, не изобретала велосипед и вспомнила русскую драматургическую традицию – например, пьесу Грибоедова «Горе от ума», написанную так называемым вольным ямбом.
В эту драматургическую ткань время от времени вплетаются уже совершенно стихотворные, песенные фрагменты, вдохновленные русским фольклором. Некоторые из них и стали, позже, песнями.
Неудивительно, что когда подруга Заславской, философ Нина Ищенко, привезла «Новороссию» в Петербург и подарила книгу Александре Куликовой – та, прочитав, моментально загорелась материалом.
«Я придумала инсценировку поэмы – и только потом сообразила, что до сих пор не взяла согласия на нее у автора…» — поделится со мною Александра уже после премьеры в Луганске.
Александра Куликова
Женская линия поэмы понятна – но в ней есть и мужская. Она вдохновлена и отцом Заславской, ополченцем с позывным «Старый», или «Стар» — когда он ушел воевать, ему был шестьдесят один год. И друзьями героини, в том числе северянами, вставшими за своих собратьев на Донбассе еще в далеком 2014 году. Есть там и линия врага – и есть любовная линия.
За мужской поэтический голос в спектакле отвечают стихи ленинградца Дмитрия Филиппова, добровольца уже 2022 года, и стихи ополченца Арсения Александрова из Донецка. На луганской сцене эту линию воплотил артист Олег Чернов, в Петербурге партнером Александры Куликовой, которая исполняет в спектакле роль лирической героини, станет лидер группы «Чайф» Владимир Шахрин.
Александр Сигида, автор, Дмитрий Филиппов
…Илья Муромец зло говорит во тьму.
Тьма хохочет, укрывшись за потолок:
– Если встанешь, то я за тобой приду,
чтобы снова лишить тебя рук и ног.
И лежит богатырь на своей печи
обездвижен, немощен, сир и слаб.
Басурмане чёрствые калачи
раздают на площади всем подряд.
/Дмитрий Филиппов/
словно вехи неверных военных дорог –
чёрных смерчей в степи веретёна.
этот жилистый, смерти хлебнувший народ,
эти тёплые в сумках патроны…
абрикосы гниют, осы хором поют,
и небесная кровь на востоке…
и заложники — в памяти строки,
оттого уцелею в бою
/Арсений Александров/
Александра Куликова и Олег Чернов на сцене
Поэма с героями
…Мы сидим в темном зале Луганского драмтеатра имени Павла Луспекаева – всенародно любимого Верещагина: «я мзду не беру, мне за державу обидно», из кинофильма «Белое солнце пустыни». Так бывает, что роль второго плана попадает в нерв общества и становится архетипической. На сцене идет прогон, генеральная репетиция спектакля. Рядом сидит Елена Заславская, скроллит сообщения в телефоне. Шепотом спрашиваю поэтессу и теперь уже драматурга – почему она не смотрит на сцену, где воплощается ее замысел?
«Я вспоминаю людей, с которыми связан этот текст», — говорит Елена. Сейчас артист Олег Чернов произносит монолог от лица ополченца Дока – московского медика, который в четырнадцатом встал в ряды ополчения. «Дока в живых уже нет… Нет, не погиб, умер позже от онкологии», — говорит Елена и показывает мне фото надгробного камня Дока.
А еще один прототип воина-ополченца из поэмы, едва ли не основной – слава Богу, жив и сидит по другую руку от меня. Это поэт, филолог-романист, капитан артиллерии ВС РФ Александр Сигида, родом из Краснодона – с весны четырнадцатого на войне. С ним мы и приехали из Донецка, где воюет сейчас Саша, вернувшись в строй после тяжелого ранения.
Временами я поглядываю на Сигиду через темноту зала – человек этот зачастую язвителен и резок, но сейчас, похоже, полностью захвачен происходящим на сцене. Покачивает головой в такт речи актеров и в такт классическим вариациям оркестра под управлением дирижера из Донецка Валерии Путри.
А когда Александра Куликова произносит коду: «И восходит солнце, дети собираются в школу, липы благоухают, и мне сдается: любовь не сдается и не умирает! Ведь так, пацаны?!» — язвительный капитан Сигида улыбается и кивает, будто отвечая на ее вопрос – раз или даже два.
На премьеру Александр не остается: служба. Уматывает в Донецк.
Позже Куликова скажет: «Слушай, а я только подумала – поэма же в том числе о нем, но ни одного стиха Сигиды там нет… Он точно не обиделся, его это не задело?»
«Нет. Ему понравилось, я видела», — успокаиваю ее.
Люди подобного склада, тем более – на войне, существуют вне поля обычного тщеславия.
В госпитале
Растоптанное братство, распиленная дружба
Эмоциональным контрапунктом спектакля стала украинская песня – в той части, где героиня оплакивает украинскую культуру, которую Майдан растоптал в ее сердце – и братские могилы, которые разделят былых братьев.
Надо заметить, что луганчанка Заславская – билингва, то есть с детства говорила и на русском, и на украинском.
Но совершенно нежданно было услышать в свое время о связи с украинской культурой и от Саши Куликовой:
— Я коренная ленинградка… Но у моего дедушки был такой изгиб биографии, что они лет шестнадцать жили во Львове, мама моя там выросла и у нее до сих пор на антресоли лежит вышиванка. Мама прекрасно понимает и польский, и украинский. Какие-то слова, с которыми я росла – «доню», «тикай» — долгое время воспринимались мною как русские. Только потом я поняла, что это украинские слова. Сейчас отношение к украинской культуре у меня сложное: она была естественной частью и моей семьи тоже — и кто бы мог подумать, что та же вышиванка станет антисимволом… Моя дочка учится в музыкальной школе, играют они по советским еще нотам: там и какая-то эстонская колыбельная, и литовская плясовая, и гопак. Полная дружба народов в этих нотах. Теперь они воспринимаются с сильным ностальгическим уколом.
— Как ты думаешь, будет ли когда-нибудь примирение между этими частями триединого русского народа?
— В Михайловском саду во времена моего советского детства стоял деревянный столб, который в памяти застрял как памятник дружбе народов – на нем были лица людей разных национальностей. В девяностые он исчез. Удивительная встреча с этим столбом «Дружбе народов» состоялась недавно: я шла мимо мечети на Петроградке, там еще рядом есть домик в стиле итальянского палаццо… И вот во дворике я увидела этот столб «Дружбе народов». Он был распилен на несколько частей.
Александра Куликова и Валерия Путря после премьеры
У Александра Сигиды – сложного и отчаянного поэта: не удивительно, что стихи его не легли в постановку, рассчитанную на широкую публику – есть такие строки, посвященные своей бабушке:
…Хищный профиль и черные косы под хусткой,
И до смерти не тронула их седина.
Мои корни в Волыни. Не очень я русский…
Я бы съездил туда, если бы не война
Не поеду к древлянам за памятью предков,
Они схватят меня и привяжут к сосне,
Словно Рюрика сына. И, взяв сигаретку,
Всё припомнят они обязательно мне.
Особенная драма жителей Донбасса – в том, что будучи людьми совершенно разнообразных корней, и при этом — русской культуры, они встали на ее защиту – как залог единства и целостности нашей цивилизации, залог нашего общего будущего. И продолжают стоять за нее – даже при том, что в этой борьбе многие из них личного своего будущего лишились.
Донбасский пейзаж
Со слезами на глазах
После премьеры мы стоим у театра с Ниной Ищенко – с нее-то и началась вся эта история с постановкой, с ее роли эмиссара из северной столицы Донбасса – в северную столицу России. Нина – хрупкая женщина, в которой чувствуется стальная при этом основа. Нина – вдова; ее муж Александр ушел по мобилизации в феврале 2022 года и весной того же года погиб.
Сын Елены Заславской, Иван – тоже воевал. На счастье – вернулся, демобилизованный по президентскому указу о студентах в конце 2022-го.
К нам с Ниной подходит пожилой мужчина, он только что вышел из театра. У глаз его – блестящие дорожки слез. Речь путается, как у хмельного – хоть буфет в театре и не работает.
«Вы знаете… Это невероятно. Спасибо, что не наврали…» — говорит мужчина.
Я верчу в голове формулировку для рецензии на спектакль: «честная постановка о войне для широкой публики, сделанная на местном материале и со столичным вкусом…»
Гляжу на влажные щеки луганского деда, на сдержанную, будто застывшую улыбку Нины, вспоминаю радостно-уверенный кивок капитана Сигиды… да что за херня – думаю.
Надо просто за них порадоваться. За всех нас – порадоваться.
В кои-то веки – повод.
Автор, Нина Ищенко, Елена Заславская, Александр Сигида