Умер Игорь Дудинский, известный журналист и малоизвестный писатель. О смерти Дудинского сообщили все новостные СМИ, даже агентства раструбили это известия. Писали так: «Умер скандальный журналист, папа скандальных Гай-Германиков». И о перформансе пьяного Пахома на поминках. Что поделать с желтизной нашей прессы. Дудинский сам был ее учителем и законодателем.

На самом деле умер метафизический писатель. Всю его суть я бы опубликовал под названием «Метафизика бытия». Слово метафизика для него было главным. К нему все сводилось.

Метафизическая традиция в русской литературе широкая. Все почитают Достоевского великим психологом и знатоком человеческого душа. А Бердяев считался его метафизическим писателем. Психологизм Достоевского, писал он, кончается, когда Раскольников поднимает топор и опускает на голову старушки-процентщицы. Психологизм кончается со взмахом топора и начинается метафизика. Убедительно, не правда ли?

Да, верно и то, что Дудинский один из создателей скандального, «бульварного» стиля. С его помощью никому ненужная газета «Мегаполис-экспресс» в 90-е годы стала выходить миллионными тиражами. Нет, это не была на самом деле «желтая пресса», оседлавшая «чернуху и порнуху», это была «провокационная» пресса. Здесь впервые мы услышали о крысах-монстрах, живущих в метро и пожирающих трупы жертв ОПГ, о играющих куклах, оживающих по ночам. И более небезобидные вещи, например, о тайном браке нашего президента и знаменитой гимнастки, и о том, кто крестил их несуществующих детей. Потом эти выдумки тиражились, попадали в телевизионные новости, владели сознанием обывателей. Яростно опровергались и становились мифом, более стойким, как известно, чем правда. Стиль «провокации» особо оттачивался им в статьях, выходивших в парижском журнале «Мулета». Приведу несколько примеров уже не новостных, литературных провокаций, которые можно использовать любое литературное издание. Например, еще в 60-е годы в газете «Говорит и показывает Москва» Дудинский опубликовал «неизвестный рассказ» Мопассана, написанный им самим. В публикации значился И. Дудинский, как переводчик. Мистификация, давно известный прием. Или еще один прием, взять какого-нибудь малоизвестного поэта и по полной серьезности написать статью, что это квинтэссенция русской поэзии. Кстати, умно напишите, используя множество малопонятных терминов. Или написать громкую рецензию о каком-то весомом поэте, только что получившем большую литературную премию. Скандал – стихия этой литературы.

Я почитаю Дудинского совсем другого, — религиозного писателя, и по эту сторону его мало кто знает. А я встречал его и в Спасо-Преображенской пустыньке у прозорливого старца Тавриона, и в Псково-Печерском монастыре у настоятеля отца Алипии Говоровой, собирателя русского авангарда и основателя школы новой русской иконописи, и в Оптиной пустыни на прославление старцев Оптинских, к которым стремились все русские писатели и мыслители. Мы жили в кельях, исполняли послушания, поднимались длинными службами, набирали «русского духа».

Он писал из подполья, не надеясь на публикацию, не надеясь быть понятным, а затем в новое время, осваивая современные технологии, для своих интернет-блогов – тексты, суть, более похожие на миниатюры Василии Розановой. В них мысли, обрамленные изящной речью, в них звучат музыкальные слова. То есть это на самом деле поэтическая речь. Не верлибры, хотя верлибром можно называть все что угодно, это именно «опавшие листья», как называли свой стиль, свою прозу Василий Розанов. Мистика, религия, философия, все в них сливалось и переплеталось и красиво, кругами, очерчивая в различных фигурах, падало к нашим ногам. Его особенностьна афористичность. Каждую строчку можно цитировать бесконечно, как совершенно отдельный емкий афоризм. «Будьте реалистами, осуществите невозможное», – призывал Дудинский. Официальная литература Каким-то образом совершенно не заметила его. Ни один толстый журнал не может похвастаться тем, что опубликовал хоть одну его «крохотку» (как Солженицын называл свои короткие рассказы). Он писал каждый день по тысяче знаков. Таков был его режим, писательский норматив. Написанное он тут же выложил в «Живой журнал», перенес в Фейсбук (компания Meta Platforms, которой принадлежит соцсеть, признана в России экстремистской организацией и запрещена – прим. ред.), а потом стал публиковать и на своем сайте . Игорь Дудинский – «и-ду». В Фейсбуке, ныне закрытом, разворачивались вокруг его «постов» дискуссии, интересные сами по себе, но никем не собранные и теперь, увы, отсутствуют. Он часто писал о художниках, ходил на вернисажи, был знаком со всеми художниками андеграунда и читал, как глубокий арт-критик, это слово неоспоримо. В конце концов, он и сам стал художником, и весьма востребованным. В изобразительном искусстве он скорее находил времена, чем в литературе. Его работы я бы назвал арт-фолк наивом.

Имя Дудинского корня связано с Южинским кружком «сексуальных мистиков», во главе которого стоял писатель-метафизик Юрий Мамлеев. Из этого кружка вышли такие замечательные личности, как поэт Леонид Губанов (хотя он и не активист в этом кругу, но был здесь особым чтимом), философ Гейдар Джемаль, поэт и философ Евгений Головин и другие. 

У Дудинского есть тоненькие книжки прозы, их следы найти уже невозможно. Последняя его книга «Четыре сестры» — «Текст для театра», вышедшая в позапрошлом году, быстро разошлась и ее тоже нет на прилавках. «Четыре сестры» были мгновенно поставлены в театре Татьяной Стрельбицкой, спектакль имел огромный успех.

Дудинский создал множество текстовых циклов: «Каскад эмоций», «Поток сознания», «Сиюминутное», «В стране воспоминаний», «Светская жизнь», «Дневники», «Тыща знаков», «Глас вопиющего», «Крик души»… За несколько лет до смерти он стал брать интервью, используя его, как неиссякаемый источник знаний советской богемы, русской андеграунда. Обеспокоился и телеканал «Культура», записавший монолог, вылившийся в четырехсерийный фильм «Последний тусовщик оттепели», раскрывающий совершенно неизвестные сферы жизни московских салонов. Фильм можно посмотреть на «ютубе». Кто-то скажет, что все это совершенно не важно, и не интересно, и не имеет никакого значения. Пусть так, но именно здесь, в андеграунде 60-х, 70-х годов варились и формировались художники, их картины наводнили теперь европейские галереи, музеи и на аукционах бьют рекорды продаж, раскупаются за верные десятки тысяч долларов. Это что-то значит? Последователи и ученики «южинцев», биявшие в груди, считаются практически всеми современными молодыми писателями.

В последний раз, когда он писал о войне, о метафизике войны, его тексты необыкновенно перекликаются с Бердяевскими работами по эсхатологии войны. Так никто не писал, даже самый штатный патриот никогда не говорил так звонко, уверенно и страшно.

Он умер неожиданно, хотя нет ничего более ожидаемого, чем смерть, все в жизни неожиданно и непредсказуемо, кроме смерти. Натер ногу, произошло заражение крови, и умер через три дня. Буквально накануне он написал мне в личку социальной сети «Вконтакте»:

«Лёва, нам негде печатать. Осталось два органа – газеты «Завтра» и «Литературная Россия».

Да, он был многолетним автором газеты «Завтра», но печатать его предпочитали не в бумажном варианте, а виртуальном. Патриотам нет места в России – такая печальная новость нес он последнее время. Да, он хотел стать автором «Литературной России». И я еще при его жизни стал готовить, отделяя тексты. И вот что получилось. Страшно подумать, ведь это будет первая публикация Дудинского в «литературном» английском органе , опять же, хотя «не в бумажном».

И. Дудинский и поэт Елена Заславская

 

Игорь Дудинский и Лев Алабин