Молчание

Дорогой Оле Старушко

Когда наступает горе — речь иссякает.
Пересыхает русло гортани.
И сердце, что раньше любовь источало,
Вдруг умолкает.

И понимаешь, как слова неуклюжи
Перед ликом людских трагедий.
Они как рыбы трепещут в луже,
В которой порой отражается небо,

Бьют плавниками, вздымают жемчужные брызги,
Беззвучно рты свои разевают.
Стихи, молитвы, песни и даже мысли…
И те исчезают.

И ничего не исправить. Уже ничего не исправить.
Боль сильна. Бесконечна и беспредельна.
Сейчас наступит безмолвие. Тишина и память.
Но заучит мамин голос над твоей колыбелью.

Он живой. Он родной. Он чистый и честный.
Он честнее поэзий, молитв и песен.
Как родник, что струится из сердца в сердце.
И он не исчезнет. Он никогда не исчезнет.

Незнакомка

Эта незнакомка под вуалькой моя мама.
У нее сегодня день рождения.
Она не любит фотографироваться.
Но ее старые фотографии есть у меня.
Я желаю ей чаще улыбаться: мамина улыбка делает детей счастливыми!

Мама

Мама достала из шкафа спицы

Мама достала из шкафа спицы,
Мама вяжет мне рукавицы,
Терпеливо, с любовью, в две нитки,
Прощая за все ошибки,
Чтобы ночью холодной трудной,
Теплей было дочери блудной.

Аурум

Липа осыпается золотым песком –
Аурум-Аурум-Аурум.
Волной аромата уносит меня далеко,
На самое дно
Памяти,
Когда только в мареве
Проступали черты маминого
Лица и вкус ее молока, сладкого-сладкого,
Наполнял меня.

Старая Липа, как Царь Мидас,
Принявший дар
Диониса,
Золотит мне лицо и ресницы,
А Верхушка ее в облаках
Золотого касается диска.

Я под сенью ее,
Среди пчел медоносных,
Припавших к нектару, –
Распускается сердце цветком
Алым-алым.

Под золотым саркофагом,
Как под маской Тутатхамона, –
Душа оживает,
Влекомая
Светом июньского полдня
И памятью сердца,
Еще не познавшего опыт,
А только любовь.

Аурум-Аурум-Аурум!

7 июня 2013

Маме

Наваливается усталость,
Казалось, осталась малость,
Чтоб сердце мучительно сжалось
В железном спазме,
И звонишь маме

И говоришь: «Я ламер,
Лох…
Я не понимаю,
За что мой бог
Не слышит молитв,
Кивает нимбом,
Молчит, глядит-
Мол, иди, но помни, что пути мои неисповедимы.
А мы внизу, мама, будто мимы.
И где оседают слова, на каком из фильтров —
На жестком диске, на нежной лире,
В бутылке спирта?»

А мама в ответ: «Я же говорила,
Мы будто рыбы,
И то могли бы и се могли бы…,
Но проглатываем наживку
И радуемся, что живы».

Я соглашаюсь и ко мне возвращается сила.