«И средь безверья – верить…», продолжая жить и любить. Поэма Елены Заславской не о войне, а именно о любви: к мужчине, ушедшему в луганское ополчение, к отцу, который в свои шестьдесят лет тоже отправился защищать родную землю, к городу, который уничтожает украинская армия, к нежным украинским песням, которые растоптал Майдан, когда украинская родина вдруг превратилась в злую мачеху… А ещё к простым русским людям, которые стоят на страже, как часовые, слушают Летова и Цоя, стремительно проносятся по жизни, словно кометы, и сгорают на фоне тёмного донбасского небосвода. Живут, умирают, светят другим, не сдаются.
Почему этот спектакль – творческий подвиг? Потому что в его создание, безусловно, был вложен колоссальный труд. Александра Куликова сама выступила в качестве режиссёра и переложила текст поэмы – метафоричный, тонкий, нервный, порой хулиганский – на язык театра. Сделала это профессионально, бережно, сохранив и эмоциональность, и сюжет: луганская женщина по имени Елена едет из воюющего Донбасса в Голландию, чтобы продать семейную икону и выкупить из украинского плена любимого человека, но не успевает его спасти. Текст поэмы звучал с петербургской сцены почти без изменений. Не только «скрепно, ватно, сакрально» – как указано в эпиграфе и на рекламной афише. Ещё нежно, мощно, при этом интонационно сдержанно, отсекая лишний пафос.
И это уже актёрская заслуга, в первую очередь самой Куликовой. Она – со своей лиричностью и страстностью одновременно – главный нерв этого спектакля. Но на сцене два актёра, два голоса – женский и мужской: Владимир Шахрин впервые в жизни был в роли чтеца и со своей задачей справился. Они рассказывали историю своих героев, обращаясь то друг к другу, то к зрительному залу, то к Небу. И сам спектакль, как и поэма Заславской, начинается с отрывка из жития луганского старца Филиппа о явлении ему Богородицы, предсказавшей великую славу городу Луганску, которому однажды предстоит стать Святоградом:
«13 июня 1905 года явилась Царица Небесная старцу Филиппу и сказала: «…И день сей явления моего граду Луганскому помни, и учи всех чтить его, о граде же сем скажу, что к концу мира наречётся он – Святоград Луганский. И многие люди будут съезжаться сюда в преддверии этих грозных дней, сами не зная зачем».
И вот Луганск, уже в новом 21-м веке, истекая кровью мученика, действительно становится для кого-то этим Святоградом. И перед зрителем на сцене – жители страны вымышленной, но выстраданной – той самой Новороссии, что нет на гугл-картах, что давно уже «край мира, фронтир, где дышит война», где «окна крест-накрест заклеены скотчем». Где людей от смерти при обстреле спасает лишь нательный крестик и «Отче наш», но они упрямо ждут весну и гуманитарные конвои из России – ведь они, как писал в своих стихах отец Дмитрий Трибушный, привозили в Донбасс «годовой запас надежды».
Текст сочетался с музыкой – в исполнении камерного состава Симфонического оркестра Ленинградской области. Музыкальный руководитель проекта, дирижёр и житель непокоренного Донецка Валерия Путря выбрала для постановки произведения Генделя, Баха, Грига, Корелли, Вивальди. И эта высокая классика, словно реквием по всем погибшим, придала донбасской трагедии совершенно иной масштаб – вечное измерение. Всё в мире повторяется: и война, и предательство, и человеческий подвиг. И за спиной Владимира Шахрина на мультимедийном экране – легендарный снимок Макса Альперта, на котором политрук Алексей Еременко в 1942 году за секунду до собственной смерти зовёт своих солдат в бой.
Спектакль наполняла и современная музыка. Владимир Шахрин сыграл соло на гитаре, а петербургский композитор Елизавета Панченко написала и сама исполнила тему для органа – и она стала смысловой кульминацией спектакля, словно соединяя прошлое и современность, показывая, что классика рождается прямо сейчас, на наших глазах. Звучала со сцены и народная песня в исполнении Юлии Колосовской – русская и украинская – и от последней было особенно больно, как от жуткого напоминания, что нынешняя битва страшнее той, уже далёкой – потому что она идёт между двумя народами, которых соединяли братские могилы, а теперь они же – разъединят.
За спинами героев, на огромных медиаполотнах, жил мир, созданный художником Юрием Купером: гарь и дым Майдана, туман над бескрайней степью, изрытой траншеями войны, тихий серебристый ковыль, сгоревшие здания смотрят пустыми бойницами окон, израненную землю заметает первым снегом. На актрисе чёрное, почти траурное платье, нательный крестик и тонкая нитка с красными бусинами – словно капли крови, что оставляют на снегу ополченцы. Всё замерло от безмерного горя, и на сцене темно, лишь редкие огоньки горят – как свечки в храме. Но верующий человек знает: такая темнота бывает перед Пасхой.
Впереди – рассвет. И пусть погибшему на посту часовому кажется, что не будет уже никакого Святограда и Новороссии, вокруг только дикое голое поле истории… Но мы знаем: всё было не напрасно, и Россия придёт. А жизнь – вечна, и те, кто лёг в донбасскую землю, однажды прорастут в своих потомках, а те, кому суждено вернуться с войны, построят новый мир. И дети пойдут в школы, и будут благоухать липы. Главная героиня, потеряв на войне любимого человека, пройдя через боль и отчаяние, найдет силы сменить чёрное платье на белое, почти свадебное. И произнести в зал заключительные слова поэмы: «Любовь не сдается и не умирает! Ведь так, пацаны?!»
Все полторы тысячи мест в зале были раскуплены за несколько дней до премьеры. Часть мест оставили для военных, в том числе для тех, кто лечится сейчас в петербургских госпиталях. И они – похоронившие в донбасских степях своих друзей – сидели в Большом зале филармонии: кто в простой удобной одежде, кто в военной форме, а кто-то надел свои ордена и медали. Одним из них был петербургский писатель и поэт Дмитрий Филиппов, ушедший добровольцем на фронт. И его стихи, как и стихи донецкого поэта Арсения Александрова, тоже звучали со сцены в тот вечер.
Зрители долго аплодировали стоя и, выходя после спектакля на Невский проспект, от эмоций сначала не находили слов. Так рождается настоящее искусство. Или, может быть, так рождается новая история страны.
